СТАТЬИ

Известному режиссеру, сценаристу и писателю исполнилось 65 лет

Владимир Алеников загружен работой, преподаёт, снимает кино, его приглашают на театральные постановки. Женщины зачитываются его романами. Созданному им на Одесской киностудии культовому детскому фильму «Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные» исполнилось 30 лет. Лента по-прежнему актуальна, как и ее продолжение — «Каникулы Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные», также неизменно популярны его многочисленные сюжеты в «Ералаше» и мюзикл «Биндюжник и Король», созданный по «Одесским рассказам» Исаака Бабеля.

В Голливуде режиссер снял фильм «Пистолет (с 6 до 7.30 вечера)», отмеченный призами на международных кинофестивалях и ставший единственной американской картиной, которая попала в главный конкурс Монреальского кинофестиваля из 267 фильмов, представленных США.

«Все свои гонорары за переводы я потратил на первый фильм»

— Владимир Михайлович, ваш путь в кино был неслучайным...

— Наверное, во всем виновата моя «генетика», — улыбается Алеников. — Мой дед, Владимир Михайлович Волькенштейн, являлся фактически первым теоретиком драматургии в Советской России, позже он разработал основы кинодраматургии. По его книгам до сих пор учатся студенты театральных вузов. У меня в мастерской висит фотопортрет Станиславского с дарственной надписью деду. Владимир Михайлович заведовал литературной частью МХАТа, работал с Мейерхольдом. Его пьесы ставились в Москве и Петербурге. Так что корни, видимо идут оттуда. Хотя можно заглянуть ещё глубже – у моего прапрадеда графа Гаврилы Семёновича Волькенштейна был знаменитый крепостной театр в Курской губернии. Там работал великий русский актёр Михаил Щепкин, который поначалу был его крепостным. Моя бабушка Мария Михайловна была пианисткой, окончила консерваторию по классу Римского-Корсакова и Бородина. Кроме того, моя юность выпала на потрясающую пору «шестидесятников». Шестидесятые годы ХХ века, «оттепель» - замечательное время, которое, конечно, отложило на меня свой отпечаток. Нашими кумирами были совсем еще молодые Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Окуджава. Буквально ошеломлял Бродский, официально не признанный, но любимый, в компанию которого я попал совсем юным.

В 13 лет меня приняли в поэтический клуб «Дерзание» при Ленинградском дворце пионеров. Это был замечательный клуб, откуда вышло немало прекрасных поэтов. В том числе мой друг, питерский поэт Михаил Яснов. Помимо того, я попал в единственный филологический экспериментальный класс, который тогда набирали в Ленинграде. Им руководила замечательная писательница Наталья Долинина. Я жил стихами, поэзией...

И начинал я как поэт-переводчик, учился на романском отделении филфака Ленинградского университета. Первой моей большой публикацией стал перевод десяти стихотворений Пабло Пикассо для журнала «Иностранная литература» в 1970 году. Тогда случился скандал.

— Почему?

— Дело в том, что я — полный тезка своего деда. После той публикации ему стали звонить знакомые и удивляться, что же такое с ним, почтенным человеком, произошло, что это он вдруг переводит Пикассо?! Дед страшно возмутился моим «вероломством», хотя я подписал переводы своим, а не его именем. И под его нажимом я решил сменить отцовскую фамилию (Михаил Владимирович Волькенштейн был выдающимся биофизиком. — Авт.) и взял фамилию матери. Моя мама Стелла Аленикова — филолог, участница испанских событий 1937 года. У неё, кстати, была трофейная кинокамера, которой я снимал свой первый фильм.

— Правда, что первый свой фильм вы сняли в 15 лет?

— Да. Той самой маминой камерой. Поехал на Финский залив и снимал фильм по мотивам «Белого безмолвия» Джека Лондона. Сам с собой в главной роли. Больше никого не было. Заводил камеру, ставил и шёл или ползал по льду. Но по-настоящему первый свой фильм «Сад» я сделал в 1973 году. Он без слов, звучит только музыка. На тот момент у меня были довольно приличные заработки, вышло несколько сборников переводов, платили за них хорошо — по рублю 30 копеек за строчку. Я чувствовал себя почти миллионером. Все свои гонорары — несколько тысяч рублей — потратил на «Сад». Снимал на 35-миллиметровую пленку, которую доставал с неимоверными трудностями — покупал у операторов остатки от их съёмок. Монтировал его по ночам — платил сторожам на «Мосфильме» и сидел в монтажной до шести утра. Замечательные актеры — Лена Соловей, Рамзес Джабраилов, Наташа Лебле, Влад Дворжецкий, Иннокентий Смоктуновский, Евгений Жариков — все работали бесплатно. Я думаю, что эти выдающиеся артисты соглашались сотрудничать со мной от удивления. Приходит к ним безвестный 23-летний мальчик и предлагает участвовать в странной картине, которая не имеет ничего общего с фильмами, что снимали в то время ни по задумке, ни по производству. Они никак не могли понять, как можно делать «негосударственное» кино, вне государственной монополии. Такая была сумасшедшая авантюра, но это был единственный способ попасть туда, куда меня не пускали.

Как-то после закрытого просмотра «Сада», куда пускали только по спискам, ко мне подошли американские журналисты: «Мы хотим купить у вас права на фильм за 50 тысяч долларов. Послезавтра вы проснетесь знаменитым. Фильм переправим на Запад. Отдайте нам негатив». Всю ночь я бродил по Москве, мучился. И понял: для меня важнее работать, а такие предложения — прямой путь за решетку. Впоследствии «Сад» демонстрировали трижды — по телевидению, на юбилейном вечере Дворжецкого и на моем 50-летии.

«Ералаш» стал для меня пропуском в кино»

— После фильма «Сад» неожиданно для всех я бросил успешно начавшуюся карьеру переводчика и поступил в Ленинградский театральный институт на режиссуру, — продолжает Владимир Алеников. — Так я стал театральным режиссером, но ни на минуту не оставлял мысли о кино. В советские годы работать кинорежиссером можно было исключительно с дипломами ВГИКа, либо Высших режиссерских курсов. В тот период целый ряд известных кинорежиссеров-евреев уезжал из страны. Эмигрировали Евгений Фридман, Михаил Калик, Михаил Богин, Илья Габай и несколько других. После такого «предательства» их фильмы подлежали изъятию из проката. Тогда же было принято негласное решение: не принимать на кинорежиссуру лиц еврейского происхождения, с любым количеством еврейской крови.

— Но вам удалось?

— Увы, далеко не сразу. Я поступал трижды. Конкурс был сумасшедший, порядка 150 человек на место. Получал высшие баллы на творческих экзаменах — меня уже поздравляли с поступлением. Но затем вызывали к директору и сообщали, что я не зачислен. «Как не зачислен? Я же все сдал, у меня одни пятерки!» — «Ничего не можем сделать, в этом году на Москву не дали мест». — «А в прошлом году я поступал от Ленинграда, тогда на Ленинград, что ли, не дали мест?..» — «К сожалению, вам не везет. Что мы можем сделать? Обращайтесь к министру».

Помню, что набиравший курс режиссер Александр Митта писал обо мне письмо председателю Госкино. Но ничего не помогало. Даже сам Сергей Герасимов ничего не смог сделать. Короче говоря, так получилось, что в моем поколении я стал чуть ли не единственным человеком с еврейской кровью, в конце концов, добившимся возможности работать кинорежиссёром художественного кино.  

Снимая за свои деньги, я влез в колоссальные долги. Справиться с трудностями помогло знакомство с замечательным человеком, киносценаристом Александром Хмеликом, организовавшим тогда журнал «Ералаш». Вместе с ним я несколько лет проработал в качестве сценариста и одного из ведущих режиссеров журнала. Для меня это было крайне важно. Во-первых, расплатился с долгами. Во-вторых, снял несколько десятков сюжетов и получил за них кучу наград на фестивалях. «Ералаш» стал для меня пропуском в кино. Собственно, оттуда родом Петров и Васечкин, эти герои родились именно в сюжетах «Ералаша».  Одесская киностудия предложила мне написать сценарий полнометражной картины с этими героями. Сразу же замечу: Васечкина я списал с себя, а Петрова — с друга моего детства Пети Брандта, впоследствии замечательного питерского поэта.

— Почему картину запретили?

— Директор творческого объединения «Экран» заявил: «Это не пионерская пластика, не пионерская музыка. И вообще: все это — американизмы». Затем высокое начальство выдало резолюцию: «Эти фильмы никогда и никому не будут показаны».

«В «Останкино» заявили: «Герои Бабеля с Молдаванки. Вот пусть они и будут не евреи, а... молдаване»

— Как же дилогии о «Петрове и Васечкине» удалось пробиться на экран?

— Это почти детективная история, — отвечает Владимир Михайлович. — Коллеги посоветовали обратиться к известным личностям: Дмитрию Кабалевскому, Наталии Сац, Сергею Михалкову, Анатолию Алексину. Те пытались заступиться за фильмы, однако ничего не помогало. Одесская киностудия самостоятельно отправляла картины на фестивали, где они удостоились ряда наград. Однако в СССР обе ленты по-прежнему лежали на полке. Тогда я пошел, как говорится, ва-банк. Решил поговорить с самим председателем Гостелерадио Сергеем Лапиным. Как ни странно, меня с ним соединили по телефону. Он, узнав, в чем дело, разгорячился: «Чему вы удивляетесь, голубчик? Фильмы-то очень плохие!» Я попытался возразить: «Они же получили награды на международных кинофестивалях». На это в трубке раздалось оглушительное: «Нам Запад не указ! И вам не советую ориентироваться на заграничное мнение. Это они там специально дают хорошие призы нашим плохим фильмам. Это провокация. Кстати, вам всего 35 лет, еще не поздно поменять профессию». И бросил трубку. Вскоре выяснилось, что Лапин мои фильмы вообще не видел! Тогда я жутко разозлился.

В голову пришла шальная мысль — дойти до первого лица в государстве, до Юрия Андропова. Вспомнил, что дочь Андропова Ирина работает заместителем главного редактора журнала «Музыкальная жизнь». Через полчаса уже был в ее кабинете. И в конечном счёте, удалось уговорить Ирину Юрьевну прийти со своими детьми на просмотр.

В тот же вечер я позвонил в приемную директора объединения «Экран» Бориса Хессина и уверенным голосом попросил секретаршу зарезервировать просмотровый зал. «Вы согласовали с руководством?» — дежурно спросили меня. «Не думаю, что будут возражения, —сказал я, — этот просмотр устраивается для семьи Андроповых». Секретарша задохнулась: «Ах, вот как...» Через пять минут мне позвонил сам Хессин. Попросил объяснить, кто пригласил Андроповых. «Это я их пригласил, Борис Михайлович!» — не без гордости заявил я.

— Проблема разрешилась?

— Да. Уже на следующее утро мне позвонила заместитель Лапина Стелла Жданова: «То, что фильмы лежат на полке, это какое-то недоразумение. Мы просто ждали удобного случая. Через неделю у нас Международный день защиты детей, и обе ваши картины планируются к выходу в эфир по первой всесоюзной программе». Столь быстрой реакции я не ожидал — бросился в газетный киоск, купил «Правду». Там действительно сообщалось о премьере моих фильмов. Вдруг снова зазвонил телефон: «Это вас беспокоит Ирина Андропова. Извините, но я никак не смогу приехать на просмотр, экстренное совещание», — произнесла она. «Уже не надо, Ирина Юрьевна, все в порядке, спасибо!», — радостно прокричал я в трубку. Так завершилось почти двухгодичное «хождение по мукам».

— Дальше стало работать легче?

— Я бы так не сказал, просто образовался некий «прорыв». Спустя некоторое время мне позвонили из «Останкино»: «У нас лежит ваша заявка на фильм „Биндюжник и Король“ по Бабелю. Еще хотите его делать?» Конечно! Был заключён договор со Асаром Эппелем и мной. Написан сценарий, принят, но дело опять заглохло. Приезжаю на студию и слышу: «В таком виде мы не можем сценарий запустить». — «Не понимаю». — «Ну, сами подумайте, кто там у вас все эти персонажи? Они же у вас евреи». — «Во-первых, не у меня, а у Бабеля. А во-вторых, кем вы хотите, чтобы они были?» — «Есть предложение. Они же все с Молдаванки. Вот пусть и будут... молдаване». Я ушел из «Останкино», и больше ноги моей там не было. Картину «Биндюжник и Король» сняли позже на студии имени Горького. Ее отправили на фестиваль в Лос-Анджелес. Тогда меня впервые выпустили за рубеж.

Картина стала событием фестиваля. Фильм повторили, чего фестиваль никогда не делал.. Вышла куча рецензий. Причем, как американцы любят, с самыми восторженными комплиментами: это гениально, это шедевр! Не знаю, шедевр или нет, но пока это единственный в истории российского кино драматический мюзикл. С совершенно блистательными актерскими работами — Джигарханян, Гердт, Розанова, Карцев, Евстигнеев, Олялин... Татьяна Васильева получила за свою роль в этом фильме три приза на разных кинофестивалях.

— С «Биндюжника» началась ваша заокеанская карьера?

— Да, это так. Картина даже вошла в программы некоторых известных киношкол, изучающих советское и российское кино наряду, скажем, с такими шедеврами как «Баллада о солдате». В первую очередь за счёт жанра, я полагаю, по сей день это единственный российский драматический мюзикл. Так что после этого фильма я подписал свой первый американский контракт.

— Не жалеете, что уехали в Соединенные Штаты?

— Как ни смешно это звучит, я никуда не уезжал: я просто работал по контрактам. И сейчас периодически это делаю. Иногда работаю вместе с сыном Филиппом. Он окончил киношколу в Лос-Анджелесе, живет там и работает кинорежиссером. В прошлом году дебютировал хорошим фильмом «Голливудский мусор», который я продюсировал. Кстати, сын носит фамилию Волкен — укороченное от Волькенштейн.

Когда я не снимаю, то занимаюсь литературным творчеством, это очень близкие профессии – беллетристика и авторская кинорежиссура. В сентябре презентация трех новых книг. По одной из них студия «Тритэ» Никиты Михалкова собирается снимать фильм. Надеюсь, весной 2014 года приступим к съемкам.

Александр ЛЕВИТ

© "Факты и комментарии" (Одесса)